Годом позже у него гостила 11‑летняя племянница, которая приехала в Нью-Йорк на конкурс по орфографии, где ей не удалось занять призового места. В благодарность за заботу, которую он проявил, показывая девочке город, ее мать – его сестра – подарила ему вторую кошку, и, очевидно, немыслимо было отказаться от подарка. «Это был маленький котенок, и выглядел он не лучше первого. В первые дни он просто с ума сходил, ну и другой кот вел себя не лучше: они катались по полу, сцепившись, и мне казалось, что я принес домой удава. Но кончилось тем, что им как-то удалось подружиться.
«А потом, однажды вечером, я шел домой и увидел в переулке детей. При виде меня они разошлись, но знаешь, с таким деланно небрежным видом. И я, как дурак, вернулся туда, а на земле, представляешь… Ну, в общем, он был не в самом лучшем виде. Я поднимаюсь к себе, как любой нормальный человек, наливаю выпить, сажусь читать газету с мыслью: через час его уже не будет. А час спустя говорю себе: тебе еще один кот нужен, как зайцу – стоп-сигнал.
Я подумал: наверно, кто-нибудь (или что-нибудь) уже убил его, да и подбирать не стоит – это уже слишком. Я делаю яичницу, салат, пью кофе; обещаю себе выйти прогуляться после новостей в 11 часов. И, естественно, он еще там, только теперь валяется возле мусорных баков. И я достаю газету из бака и несу его наверх. А на следующее утро думаю: я что, похож на медсестру? – и везу к ветеринару, у которого стерилизовал первых двух. Я забрал его через шесть дней, и он уже был как новенький. Еще бы не был – за 68 долларов и 80 центов. И каждый раз, когда мне нужно уехать, уборщице приходится тащиться сюда из Квинса. А иногда она не может, и оказывается, что ни одному из моих друзей не пришло в голову поселиться поближе ко мне, а ведь, живя в этом районе, ты уже не можешь просить кого-нибудь задаром ехать сюда из Сентрал Парк Уэст, или с 65‑й улицы, или, прости господи, из Бруклина. Даже Энди не сказать, чтобы в пяти минутах – перекресток 30‑й и Парк-авеню. А соседскому мальчику с нашего этажа понадобилось зачем-то уехать учиться в Мичиган – в Мичиган, черт бы его подрал! Так что его пришлось сбросить со счетов. И теперь мне приходится по очереди просить других соседей, а я терпеть не могу просить одолжения у людей, с которыми я бы предпочел вообще никогда не встречаться…»
«Ну хоть не пахнут», – говорю я, во второй раз за этот вечер, и он отвечает: «Да уж, утешение».
Каждый день я ходила на работу – эффектная бизнесвумен, которую любят друзья и ценит начальство. Ровно в пять часов вечера я собиралась, обменивалась любезностями в коллегами в лифте и ехала домой – к нему. Я заходила к себе, только чтобы забрать одежду и раз в неделю – почту. По утрам мы по одной и той же ветке метро снова ехали на работу, читая вместе одну и ту же «Таймс»: гладко выбритый мужчина – деловой костюм в тонкую полоску, дипломат в руках, хорошие зубы, приятная улыбка; я, тоже с портфелем, летней сумочкой, каблуками, помадой и свежей укладкой. Привлекательная пара хорошо образованных людей в Нью-Йорке – средний класс, достаток и культурный уровень.
«Давай, давай, пора вставать», – кричит он, остановившись на пороге. У него в руках старый металлический поднос, на котором тарелка яиц, три поджаренных булочки, чайник с чаем и чашка. В маленькой деревянной миске лежит очищенный, поделенный на дольки апельсин. Над подносом – его широко улыбающееся лицо. «Да куда ты торопишься, – говорю я. – Сейчас половина десятого, господи…» Я прислоняю обе подушки к спинке кровати и сажусь, разглаживая руками одеяло. «И сегодня суббота!» Он ставит поднос и вытирает несколько капель пролитого чая бумажным полотенцем, которое принес с собой, зажав под мышкой. «Сегодня суббота, – повторяю я. – Я надеюсь, ты не собираешься никуда идти, я не хочу никого видеть. Я хочу остаться прямо здесь, спать до полудня и потом за весь день не сделать ничего требующего больше усилий, чем позвонить сестре и почитать журнал про звезд».
«Увлекательно, – говорит он. – Можешь заняться этим, когда мы вернемся. Мне нужно в“ Блумингдэйлс”». – «Тебе следует подумать о том, чтобы играть в теннис в помещении, – отвечаю я. – Ты явно слишком подолгу бываешь на солнце. Никакая сила не заставит меня поехать в“ Блумингдэйлс” в субботу». – «Больше получаса это дело не займет, клянусь. И все вместе – полтора часа. Полчаса дороги, полчаса там, полчаса обратно. Чем быстрее перестанешь говорить и начнешь есть, тем скорее закончим. Ты вернешься в постель к половине двенадцатого».
Мы уже прошли полквартала, когда я говорю: «Ты же не к метро направляешься, правда?» Он решительно кивает. «Я туда ни ногой, – говорю я. – Я на нем катаюсь каждую неделю по два раза в день, и в выходной – ни за что». На углу мы садимся в такси.“Блумингдэйлс” кишит людьми. «Я всегда думала, что все эти люди уезжают летом на побережье, – мне приходится кричать. – Неужели они возвращаются по субботам, чтобы сделать запасы на оставшуюся неделю?» – «Полчаса, обещаю», – говорит он. «Ну ладно. Это ведь тебе не нравятся магазины, а меня магазины вполне устраивают, а еще я отлично знаю, в какое время стоит туда приходить». – «Слушай, милая, помолчи, пожалуйста, по-хорошему прошу. Под маской мелочного цинизма скрывается очень терпеливый человек, но он близок к тому, чтобы привязать тебя к стойке мужской косметики, а это закончится тем, что ты купишь очень много автозагара и совсем не так хорошо проведешь время, как могла бы». Представив эту картину, я начинаю хихикать. «Что тебе здесь нужно?» – спрашиваю я. Мы на пятом этаже. «Кровать», – отвечает он. «Кровать? У тебя дома отличная кровать». – «Просто замечательная». – «Так в чем же дело?» – «Она хороша для одного».
Он ведет меня мимо образцов пышно обставленных столовых. Одна витрина выглядит особенно эффектно: небольшие узкие прожекторы освещают стол из черного стекла – на хромированных ногах, естественно; на свернутых черных салфетках надеты черные хрустальные кольца, и рядом с черными мисками стоят черные бокалы. «В самый раз, чтобы подавать красную икру на стейках», – шипит он мне театральным шепотом, и мы практически теряем дар речи перед величественным сооружением, составляющим огромный диван, который один занимает больше места, чем имеется во всей моей квартире. «Белый бархат, – говорю я. – Господи боже! Одно пятнышко от сигаретного пепла, один кошачий волос, и все – его уже нет, выкинут на помойку». «Посетители“ Блумингдэйлс” – сама аккуратность, – произносит он мрачно. – Тебе, наверное, не понять, но это довольно просто. Мы держим наших животных в туалете, а курим только в шкафу…» «…слышала, с понедельника в отпуске», – раздается женский голос позади нас. «Ага», – отвечает мужской. «Куда собираешься?» Я оборачиваюсь. Элегантно одетая женщина с рыжими волосами держит в руках пачку товарных чеков. Ее собеседник одет в костюм от Кардена, и у него в руках такая же пачка. «Только представь – Нью-Йорк!» – произносит он с насмешливой интонацией напускной гордости, и они оба смеются. «Отлично придумал, – отвечает она, удаляясь от нас, – лучшее место во всем…» «Да ладно, – говорю я, – гигантские диваны оказались случайной удачей, теперь мы снова окружены обеденными столами, – я не такая уж большая. Тебе стоило только сказать – и я бы не лезла на твою половину».